Характерно, что засветилась аузановская РАНХиГС, кою некоторые пытаются подавать в качестве уютной и даже в, некотором смысле, модной гавани для независимых академических экспертов, где можно с сохранением приличий пережидать обстоятельства. Мол, там-то быть не стыдно, это же не что-нибудь этакое. Ага, как говорится, конечно.
Предположу также, что Владимир Владимирович смотрит на философские взаимоотношения сознания и бытия с далеким прицелом: осталось полтора года срока, потом еще шесть лет. Нужно сделать так, чтобы к 2024 году школы производили исключительно такую поросль, коя не составит никакой угрозы с галерным трудом возделанной им государственной ниве, напротив, проникнется безальтернативной ценностью всего, что ея со младенчества окружало.
И в этом смысле не могу не заметить: нужно было быть совершенно непрошибаемым Гайдаром, дабы всерьез верить, что учетная ставка ЦБ и агрегат М2 вкупе с невидимой рукой рынка могут стать основным инструментом преобразования общества, а о школах и вузах, этой печальной помехе чистому монетаризму, можно пока не задумываться, они в ходе судьбоносных экономических реформ должны переродиться во что-то светлое сами собою, природным образом. Они, однакож, несмотря на упадок финансирования, продолжали год за годом обиженно выдавать в жизнь когорты и легионы по-прежнему советских людей - а либералы, прильнувшие к власти, никак не удосуживались поставить это в связь с раз за разом все более огорчительными для них результатами выборов и, как говорится, общественными настроениями, устремленными в невозвратное вчера.
Даже веберовская мантра про протестантскую этику капитализма (произнесение коей, вообще-то, обычно выявляет тех, кто не слишком-то хочет мыслить самостоятельно) - и она вопиет, что есть вещи, в стратегическом смысле куда важнее сбалансированности годового бюджета. А если еще отметить, что, к примеру, у центральноафриканских, латиноамериканских и азиатских протестантов даже и самый капитализм выходит тоже весьма разный, то охота ерничать по поводу установления плотного контроля над основным механизмом формирования и воспроизводства идентичности социума у меня отпадает.
Это, собственно, я отношу и к обсуждаемому сейчас юбилею. При всей симпатии к тому прекрасному времени и тогдашним нам: события 19-21 августа 1991 года лишь продемонстрировали разложение советской системы и даже великолепная восьмерка комичных и жалких ее защитников не смогла ничего предложить для консервативного продления ее агонии. Но вот чего-то достаточно эффективного, убедительного и при этом привлекательного для общества взамен рухнувшего монстра отечественным элитам не удалось создать ни до, ни в процессе, ни, как мы за четверть века убедились, после. Что, разумеется, не означает того, что это невозможно.
Более того, судя по тому, что о ней известно, вряд ли новая министресса достигнет минимально выдающихся результатов в конструировании консервативной российско-советской идентичности и исторической памяти: уж больно негоден доступный для этого инструментарий, да и отечественное историческое поле - худшее из тех, которое можно избрать для выращивания этаких генетически модифицированных организмов. Так что, как ни крутите, нам по-прежнему предстоит самим сделать ту работу, которую мы пока что избегали.